Несбывшееся
(интриги, Дриксен, Гаунау, перевирание авторских замыслов в угоду собственным играм)
читать дальше- Коней поднимай! Вперед!!!!
Из метельчатых золотых и лиловых цветов на лежащих до команды кавалерийских ученых конях вставала сама смерть и на ярком солнце блестела сталь…
- Говард… это сон, проснись! – Хосс сперва рванулся из объятий, потом оглядел диким взглядом комнату в шаддийного цвета цветочных шпалерах и стряхнул с себя морок сна. Понемногу уходил пряный запах летнего луга, хотя кровь ещё кипела от пережитого во сне азарта юных дней и войн. Опомнился, притянул супругу к себе, она легла на грудь мужа, потерлась щекой о влажную рубашку.
- Не даю я тебе спать, - сокрушенно сказал Хосс, но жена тихонько засмеялась, погладила плечо мужа, показывая, что она не в обиде. Только и спросила:
- Очень страшный был сон?
- До страшного не дошло, - честно ответил Говард. Покосился на тикающие часы – новость из новостей, только недавно начали в Эйнрехте делать такие, с завитушками да фигурками, а как они супруге нравились – обнаружил, что уже можно и встать. Из-за двери доносился слабый аромат ванили – повар уже при деле, можно шадди спросить, самому не хотелось заниматься жаровней, это действо требует настроения. А сегодня его у капитана не было, сегодня придется ехать на прием. Хоть и почетное дело, но не слишком безопасное.
Король Гаунау прибудет с супругой своей и со вдовой Его высочества, стало быть претенденткой на престол Кесарии. Если бы не настоятельная рекомендация регента Дриксен Хохвенде быть на балу – кошки с две бы там капитана видели. Разве что жене развлечение, а то все дети да дом, хотя супруга не жаловалась. А теперь еще и Ольгерд. Хохвенде овдовел, и мог посвятить себя только своему единственному сыну и своей карьере, а маленькому венценосному сироте нужна была забота, это признал даже оледеневший ко всему живому после смерти своей супруги-южанки, Амадеус. Впрочем, Ольгерду у Хоссов было хорошо, мальчика разве что озадачивали только убедительные рекомендации добрейшей опекунши и ее супруга молчать на людях, ограничиваясь краткими словами да междометиями. «Для твоего же блага», вздыхал Хосс, суя сироте то лакомство, то занятную игрушку. И в том и в другом Говард знал толк и Ольгер пока что слушался, хотя он уже выучился многим словам и даже захотел говорить. Материнской ласки он не помнил вовсе, а скучал только по своему отцу, но супругу капитана Хосса мальчик полюбил. Она возилась с Ольгердом и двумя своими сыновьями дни напролет, знала много детских песенок и прибауток, иногда забывая о том, что она почтенная мать семейства и маленький кесарь с нею выучился хохотать и говорить, а с двумя своими младшими товарищами – шалить. Часто в этом доме гостили и племянники Хосса. Старший знал прорву интересных рассказов о войне на море и суше, и учил малышей правильно держать саблю, сидеть в седле и коварно нападать, младший его брат был ровесником Ольгерда и неожиданно добрейшим и славным увальнем, ничуть не похожим на свою ледяную красавицу-мать.
Говард с нежностью погладил бледную щеку своей половины, без сомнения, лучшей.
- Если бы не ты, пропади бы этот прием пропадом…
- Еще будет Дагмар, - некрасивая супруга капитана искренне любила свою красавицу-золовку.
- Ну разве что еще Дагмар…
***
Луиза с любопытством осматривала дворец. Вот так, в молодости прозябать в Кошоне, а на старости лет повидать два двора, быть наперсницей королев и графинь, невестой графа, опекуншей герцогини и стать матерью королевы Гаунау…
Госпожа Арамона старалась не думать о том, почему Селина не пригласила мать на свадьбу. Не успела может быть, или письмо Селины с гонцом не доехали, времена-то нынче какие. Но материнское сердце не обманешь, а оно как-то тягостно вздрагивало от дурных предчувствий, когда Луиза думала о старшей дочке.
Если бы не слезы Амалии и даже Жюля, мать бы оставила его с дедом и бабкой, но малыши и так натосковались без матери и откровенно скучали по старшим брату и сестре. Младшие дети госпожи Арамоны с годами удивительно стали походить на господина Креденьи, что приводило деда в телячий восторг, а госпожу Креденьи в тоску и ужас. Все же это были отменно воспитанные, покладистые, доброжелательные дети, с ними Луизе было удобно, как когда-то удобно ей было с Селиной и Герардом. Может быть, Жюль останется при дворе старшей сестры, а лучше бы осталась Амалия. Девочка сносна, пока она не улыбается, такой сложно будет найти хорошего мужа. Капитанша пыталась не мечтать лишний раз, обрывала себя, но все время возвращалась к мысли о будущности младших детей, все же теперь-то было можно и погрезить, с такими удачными старшими дочерью и сыном!
В Придду пришло приглашение для Луизы, приглашение для младших детей госпожи Арамоны, подорожная и увесистый мешок золота, хотя она и не нуждалась уже давно – в Эйнрехте намечался Большой прием, а потом и бал в честь окончания войны. Война закончилась стремительно – четверо ушли и унесли с собой огонь, горевший в противниках. Вот об этом Луиза точно не станет думать, иначе расплачется, мало она слез пролила по синеглазому герцогу. Проклятьем или благословением стало, что она провожала Четверых? «В такую ночь мертвецы мчатся на Север» - услышала она от сопровождающего ее с детьми северянина здесь, в Дриксен, трясясь в карете в сумерках, обнимая спящих детей, и теперь все время вспоминала серый день, дорожную пыль и сухой злой ветер. И то, как стояла на перепутье дорог и смотрела, как Четверо поят своих коней. Кони еще были живы, всадники уже не принадлежали этому миру. Луиза смотрела из-под руки, пусть четырежды плохая примета, но она жадно запоминала. Волны, Скалы, Молния и Ветер… Ветер. Синеглазый и самый веселый из четверых. Бедняга Эйвон с постным, как при жизни лицом, замешкался и его ждали, а потом все Четверо ушли в Путь. И был взгляд на прощание, синий и горящий азартом. Она бежала вслед, махала платком, желала легкого пути, а потом сидела в пыли и ледяной крошке, под небом, змеящимся молниями, с недоумением трогая разбитые, как в детстве колени. Пошел дождь, смывая кровь и пыль, Луиза побрела обратно, собирая рассыпавшиеся косы в жгут, и не имея ни малейшего понятия, где она и как очутилась, но вскоре женщина входила в свое пристанище.
А потом была пустота, и люди проснулись, и ни у кого не было сил и желания лить кровь.
От непонятной душевной спячки Луизу пробудило приглашение короля Гаунау, ее зятя. Наверное, так принято этикетом в Гаунау, чтоб писал супруг, а не дочь.
фик по ОЭ. Хоссы, Арамона (в количестве), моя нелюбовь к умеющим отделять бесноватых
Несбывшееся
(интриги, Дриксен, Гаунау, перевирание авторских замыслов в угоду собственным играм)
читать дальше
(интриги, Дриксен, Гаунау, перевирание авторских замыслов в угоду собственным играм)
читать дальше