читать дальше
"Да не обрушится на вас каменный свод этого замка, и не разверзнутся камни под вашими ногами"
я знаю, название длинновато, но мне оно так понравилось)
Кесария Дриксен тонула в проливных осенних дождях. Не удалось дриксенцам полюбоваться золотом и багрянцем, украшением этой поры. Размыло дороги, стонало в бешенстве бушующее море, а люди, живущие у гор, со страхом посматривали на грозные вершины и ставшие бурными мутными потоками горные реки.
Отчаявшись переждать ненастье в ненавистном Мехтенберг, истосковавшийся по столичной жизни граф Бермессер рискнул отправиться в путь. Вскоре он понял, что присловье простолюдинов, про спешку, которая уместна только при ловле кошек, появилась не на пустом месте.
Полный негодования и совершенно мокрый Вернер Бермессер стоял в грязи по колено, и смотрел, как его слуга с кучером пытаются перевернуть карету. Ось лопнула, и о продолжении пути речи быть не могло, но людям требовалось укрытие, чтоб не замерзнуть окончательно под холодным дождем.
Как назло вокруг не было ни одного поселения, поэтому к показавшейся сквозь пелену льющихся с небес потоков, чужой карете, Бермессер бросился сам, оскальзываясь в грязи.
Он размахивал руками самым недостойным образом, и облегченно вздохнул, когда карета остановилась. Сердце графа екнуло – вблизи он разглядел на дверце кареты герб ведомства, которое являлось бдительным оком кесаря, и зорко надзирало за всеми его подданными, отправляя нерадивых и подозрительных чад Создателя то на плаху, то в замок «Печального лебедя». Впрочем, иногда не везло и совершенно невиновным людям. Граф Бермессер, сам являвшийся гостем этого замка недолгое, но запомнившееся ему время, отшатнулся назад. Заляпанная жидкой грязью дверца открылась, и оттуда выглянул фок Ило.
- Граф, вас ли я вижу в таких прискорбных обстоятельствах? Прошу вас, немедленно в карету.
Благодарный до кончиков ногтей, Вернер забрался в теплую карету, и придвинулся к дорожной жаровне. Крикнув слугам, что пришлет помощь, он расслабленно откинулся на спинку сиденья, и посмотрел на своего спасителя. Ило почти не переменился, мундиры его ведомства были черными, мундиры военных моряков – иссиня-черными, только шитье на форме тайных слуг кесаря было золотым, а не серебряным, вот и вся разница. Да еще узор шитья иной, пуговицы позолоченные и в два ряда. Впрочем, подумал Вернер, у фок Ило пуговицы могли быть и полностью золотыми, его семья славилась богатством.
В остальном Карл фок Ило остался таким же славным молодым человеком, и внимательным приятным собеседником. Он сочувственно выслушал рассказ о злоключениях графа, вместе с ним негодуя на дождь, узнал мнение графа о столичных слухах, и о положении дел на флоте, а потом Вернер вдруг понял, что все время говорит он один, а Ило лишь направляет разговор малозначащими фразами, и внимательно слушает вице-адмирала.
Как-то сразу вспомнилось то, как горячо Хосс хвалил своего адъютанта в рекомендательных письмах, а потом и то, что когда-то Ило был протеже Хохвенде, а генерала и его предпочтения в человеческих качествах Вернер знал с детства.
Ленивым этого молодого человека назвать было нельзя, то, что другим доставалось только за положение в обществе, Карл предпочитал заслужить, лишая себя отдыха, сна и такого приятного безделья. Наверное, и на новой службе он так же старателен. Ах, как Хосс восторгался этой его старательностью, выбивая парню очередное повышение.
- Вы, наверное, совсем продрогли, - участливо заметил фок Ило, - на ночь мы остановимся у родичей капитана Хосса, там вы сможете как следует согреться и отдохнуть.
- Старая карга нас на порог не пустит, - вырвалось у Бермессера, он прикусил было язык, но Карл деликатно не заметил грубости собеседника.
- У меня к госпоже графине рекомендация от капитана и еще письмо. Доложу я вам, это небольшой фолиант, судя по его размерам, - улыбнулся Ило.
Все эти улыбочки и любезность при почти любых обстоятельствах, он похоже, перенял у Хосса, - и Бермессер думал об этом с досадой. Сам он улыбаться мог только первые три четверти часа и то во дворце, на балу или на приеме у кесаря, и то не всем. К концу бала Вернер ненавидел всю эту расфуфыренную толпу плебеев, которые корчили из себя ровню ему, действительно родовитому (ни одной порочащей связи в генеалогии Бермессеров не было и быть не могло!Поди возьми первую попавшуюся девушку с улицы, а потом наследник то буйный умалишенный, то беспробудный пьяница, а от того, каким будет юный герцог или граф, зависит не только честь семьи и государства, нет, спасибо), действительно образованному и утонченному дворянину.
- Удивляюсь, что она еще жива, - прохладно молвил Бермессер.
- Вы не одобряете госпожу Хосс? – Удивился Ило.
- А вы, как вижу, ее совсем не знаете, - усмехнулся Вернер, - мне пару раз довелось гостить в ее замке. Первое, что мне показали – хотя замок сам по себе заслуживает сожжения, и этот пепел следует освятить, и только потом развеять… - так вот, мне показали комнату, в которой пол проваливается, обнажая дыру с кольями. Это для людей, несколько останков там так и осталась неубранной.
Ило слушал молча и очень внимательно, Вернер распалясь, продолжил:
- А несколько черепов там служат посудой… конечно, надлежащим образом обработанные, но это ужасно! Кроме того, вы знаете, что когда-то этот замок был захвачен во время междоусобицы, и всех его жителей, кроме маленького графа Хосса, предали смерти? Мальчишку подвесили в собачьей клетке над очагом, и поджаривали, пока он не согласился взять за себя дочь убийцы своих родных. И это был родной прадед Говарда! Его обручили среди остывающих тел матери и сестер, которыми победитель и его люди натешились вдоволь. На свадьбе повзрослевший парень уничтожил всю родню жены, но ее взял за себя, верный своему слову.
Переводя дыхание, Бермессер посмотрел на Ило, тот казался потрясенным. Нет, не все адъютант знал о своем капитане, эта мысль странным образом умиротворяла Вернера.
- Супруга того Хосса дожила до глубокой старости и умерла в своей постели, - довольный впечатлением от своего рассказа, продолжил вице-адмирал, - ослепший к тому времени муж держал ее ладонь в своих руках, пока она не испустила последний вздох. Они прижили двоих сыновей, оба стояли там же, с семьями, это мне Хосс рассказывал.
- Неприятная история, - медленно проговорил Ило, - надо полагать, несладко пришлось той женщине. Хотя в таком случае, она умерла бы от побоев, не дожив до старости.
- Хосс говорил, что ей было девяносто восемь зим, - Бермессер подвинул ноги ближе к жаровне, жалея о ее небольшом размере, - Хоссы своих женщин не обижают, да и отец той госпожи, верно, был лютым зверем. Раз прадед дожил до седых волос и супруга его не отравила. К слову я уверен, что поседел этот Хосс еще будучи мальчиком.
- Теперь понятно, - начал было Ило, и осекся.
- О, да. Может быть, Говард пошел в этого выродка, отца прабабки, - Бермессер с удовлетворением обнаружил, что не все свое ехидство растерял под проклятым дождем, - а может быть и нет. Тот Хосс сперва усыпил своих гостей, а потом всех вырезал. Он, по слухам, был жесток с сыновьями, но супругу не трогал. А внешностью наш Говард удался в бабку, которая всего лишь была замужем за одним из этих сыновей. Она рассказывала, как сама нажимала рычаг, превращающий комнату, в которую ворвались пираты с побережья, в волчью яму. Гостивший у нее в тот день Говард радостно вспомнил, как добивал выживших из маленького арбалета. Слушайте, Ило, вы уверены, что эта милая старушка будет нам рада?
Карл не успел ответить – их карета уже въезжала в гостеприимно распахнутые ворота.
Дагмар, бабуля Хоссов и Говард) и да, двуглавый гусь) с герба Хоссов)
читать дальше