Попытка спасти команду «Верной звезды» уже не помню, какая по счету))))) Зато какое развлечение!
Совы - не то, чем они кажутся.
Дарк!Олаф. намеки на слэш.
читать дальше Нежный перезвон смеха кэцхен слышали все, и язычники и эсператисты. Кто-то шевелил губами, читая молитву, кто-то делал вид, что звон колокольчиков посреди моря – дело обычное. Руки пленников были стянуты за спиной и осенить себя Знаком или взяться за эсперу они не могли. Свет заходящего солнца затапливал палубу «Верной звезды», делая все вокруг пронзительно-ярким.
Над словами пленного северянина невидимая нечисть тоже потешалась, вызывая у Луитжи Джильди почти что ненависть. Его собственное сердце стало пеплом, но он не утратил способности сопереживать другим влюбленным.
- Я бы никогда не открылся, если бы не нынешние обстоятельства. Вот так, Ротгер, - негромко окончил свой невеселый рассказ Кальдмеер, и Луитжи отвел глаза от вражеского адмирала.
История любви самого Джильди была горше полыни, но и он не поменялся бы с Олафом Кальдмеером.
- Правду люди говорят, любовь зла, - рассмеялся Вальдес, но веселья в этом смехе было меньше, чем счастья в отношениях Луитжи и Поликсены. Невидимые колокольчики бессердечно смеялись то ли над Вальдесом, то ли над пленными дриксами. Кэцхен были ревнивы, и не прощали чужой любви.
Фельпец нечаянно взглянул на Хосса, и страдальчески поморщился. Вот у кого на лице было написано абсолютно все. Недоверие и ужас капитана «Верной звезды» были понятны – еще бы, сам Джильди предпочел бы быть четыре раза повешенным, чем предать обнародованию столь интимные вещи, как чувства. Хосс явно не хвастался случившимся, потому что товарищи уставились на него во все глаза. И только белокурый красавец с труднопроизносимым именем, буравил взглядом Кальдмеера. На долю мгновения Джильди показалось, что Бе-Ме и Олаф ведут молчаливый разговор, до того остро впились они друг в друга глазами. Но ревность вполне могла объяснить эти взгляды, скрещенные, словно клинки на дуэли.
Кальдмеер первым отвернулся, и наблюдавший за ним Вальдес тихо поинтересовался:
- То есть, это не взаимно?
- Было бы так, - вдруг подал голос Бермессер, - на моей «Верной звезде» он не стал бы капитаном.
Всегдашняя улыбка Вальдеса превратилась в оскал, а выражение лица Хосса стало таким, словно ему в спину вонзила нож родная мать.
- Вот оно что, - Ротгер пристально глянул на попятившегося от этого взгляда Бермессера.
Луитжи стало не по себе, потому что в голосе Вальдеса прозвучало что-то, от чего фельпец сразу же припомнил все зимние сплетни о Бешеном и его пленнике. Невозможность убить счастливого соперника должна была раздражать неимоверно, но широту сердца Ротгера Джильди уже знал.
Команда «Верной Звезды» останется жить, вот и разочарованный палач тоже это понял, поскучнел лицом.
Но Луитжи ему не сочувствовал. Он сам предпочел бы видеть Поликсену с другим или с другой, брошенную, с разбитым сердцем, истерзанную, но живую.
- Угораздило же вас, Олаф, - голос Вальдеса был недоумевающе-веселым, и Луитжи захотелось заткнуть уши. Чужая боль и злость были столь явными, что Джильди, казалось, ощущал их всей кожей.
- Что ж, в таком случае гостей в моем доме будет несколько больше, чем обычно, - пожал плечами Вальдес. Перезвон невидимых колокольчиков перешел в ехидную тональность. Джильди с неприязнью подумал о том, что нечисть никогда не будет на стороне человека или его чувств. Просто потому, что не знает, что это такое – любовь и страдание и завидует человеческой способности это испытывать. Ведь любить и страдать – значит жить…
- Ротгер, вы не обязаны, - Луитжи слышал, что голос Кальдмеера был смущенным и благодарным.
- Не обязан, - Бешеный подкинул перстень, зеленый камень блеснул в закатных лучах, - но сделаю, - он понизил голос: - могли бы еще зимой сказать, кстати.
- Меня эта история не красит, - просто сказал Олаф, и Вальдес взглянул на него понимающе и невесело.
- Его приведут к вам в каюту. Чувства чувствами, но хотя бы благодарность… - не окончив фразы, Вальдес махнул рукой и стремительно развернувшись, ушел. За ним бросился молчавший все это время Фельсенбург. Мальчишка был красный, словно вареный рак, и у Джильди душа болела и за юного остолопа тоже – узнать такое о своем адмирале после того, как всем для него рискнул, спасая от казни. Луитжи боялся углубляться в размышления о природе возможных причин этого спасения.
Как оказалось, под внешним спокойствием северян кипели нешуточные страсти…
***
- Вы спятили? – сипло поприветствовал Кальдмеера взъерошенный Хосс. Капитана «Верной звезды» втолкнули в каюту довольно невежливо и первое, что он сделал, это ослабил свой шейный платок, до предела затянутый чьей-то заботливой рукой.
- Даже Вальдес говорил что-то там о признательности в подобной ситуации, - укоризненно заметил Олаф. Обстановку этой каюты аскетичной назвать было сложно, красными тонами, обилием бархата и шелка она походила на будуар, но Кальдмеер явно чувствовал себя в ней уютно. Он расположился в роскошном алом кресле, за резным столом. Перед Кальдмеером стояла четырехугольная бутыль ардорской касеры и чарка в серебре.
- Я благодарен, - Хосс остался у двери, настороженно глядя на собеседника.
- И это заметно даже без подзорной трубы, - глаза и тон Олафа были под стать его прозвищу – ледяными.
- Хватит там жаться, идите сюда, - Кальдмеер сощурился на пламя свечей, - вам придется за короткий срок разыграть влюбленность, покинутость и ревность.
- Простите, что?! – Если бы над головой Олафа сверкнула молния, Хосс бы опешил куда меньше.
- Вы в меня влюбитесь, - Кальдмеер смаковал растерянность собеседника, словно хорошее вино, - а я вас разлюблю, если говорить кратко.
- И полюбите Вальдеса? – настороженность в позе Хосса еще оставалась, но он понемногу начинал вникать в происходящее, торопливо подстраиваясь под обстоятельства.
Несмотря на фразу в три слова, капитан умудрился ляпнуть что-то не к месту, и на скулах Кальдмеера заходили желваки.
- Вы хотите выйти из этой истории живым или продолжите задавать глупые вопросы? Даже Бермессер на лету ухватил суть.
- Никогда бы не подумал… - Хосс уважительно взглянул на Кальдмеера, но тут же подобрался: - А что взамен?
- Вы и ваши сообщники напишете исповедь о том, как и когда пытались лишить меня головы и должности.
- И чести, - пробормотал Хосс.
- По поводу того, кто кого и чего лишит теперь, у меня есть свои соображения, - холодно улыбнулся Олаф, - а вы извольте подыгрывать. И если мне понравится, то возможно, я оставлю вас обоих на флоте после того, как Фельсенбург станет…
Кальдмеер вдруг умолк. И как-то сразу вспомнилось, кто хлопотал об узнике «Печального лебедя». Вопросительное выражение на лице Хосса сменилось потрясенным.
- Вы… вы затеяли заговор против короны… вы… и Элиза Штарквинд!
Откровенный ужас Хосса вызвал улыбку у его собеседника.
- Чего вы так испугались сейчас? – почти насмешливо осведомился Кальдмеер, - Того, что недооценивали сына оружейника или того, что вашего сладенького покровителя скоро не станет?
- Сладенького? – Переспросил Хосс, ощущая себя гайифским попугаем. Он считал, что знает о принце Фридрихе много, но мужчина, сидящий напротив, похоже, знал о любимых забавах принца не меньше, если не больше. Кальдмеер на памяти Хосса никогда не позволял себе такого сожалеющего пренебрежения.
- Красивое лицо, прекрасное тело, - взгляд Олафа был полон льда, - я бы предпочел, чтоб сейчас он был бы на вашем месте. Но мы имеем то, что имеем.
- Могли бы выбрать Бермессера объектом… своих идей, - Хосс так и остался стоять перед креслом, присесть в этой каюте можно было только на постель.
- Мог. Но не стал, - Олаф недобро улыбнулся каким-то своим мыслям, и Хосс вдруг понял, что не хочет знать, каким именно. Он понемногу прозревал, и ощущал себя болваном. Разумеется, сын оружейника прошел неплохую школу интриг и добился первенства, если судить по тому, каких вершин он достиг. Ни Хосс и Бермессер как-то не взяли этого в расчет. Барон Кальдмеер, честный служака, добрый эсператист и снисходительный начальник, водил их обоих за нос. Или, что вернее, позволял им видеть то, что они хотели. От осознания собственной слепоты Хосс поежился.
- Понимаю, - Кальдмеер кивнул, - не на того поставили. Я хочу выбраться из Талига, собираюсь достойно устроиться в Дриксен, и вы мне поможете. Это ваш единственный шанс. А пока что собирайтесь с мыслями и пишите. Здесь есть чернила и бумага, наш хозяин весьма внимателен к моим желаниям. Рекомендую брать с него пример. Полезная привычка, если вы желаете оставаться в Дриксен кесаря Руперта.
- Да он же меня сразу казнит, - вжал голову в плечи Хосс. С Фельсенбургом у него как-то сразу не заладилось.
- Не казнит, пока за вас вступаюсь я, - Олаф взглянул на бутылку, и Хосс торопливо налил ему касеры.
- А теперь пишите. Да, если роль Вернера не будет освещена достаточно подробно, он в Талиг не вернется. Не смотрите на меня так. Или вы обвиняете своего друга, или вы его убиваете. Не думаю, чтоб эта смерть была легкой. Дриксов на этом корабле не любят. Даже таких хорошеньких, как граф Бермессер. Вряд ли он станет долго сомневаться, когда я предложу ему совершить такое же деяние относительно вашей персоны.
Хосс наклонился над столом и нерешительно обмакнул перо в чернильницу.
- Не думаете же вы, что я прощу вам «Печального лебедя» и все наветы, которые вы на меня возвели, Хосс? – с прошлой весны русые пряди на голове Кальдмеера вытеснило серебро и капитан "Верной звезды" сознавал, что приложил к этому руку не меньше, чем любой из тюремных палачей, - и вы и милейший Вернер сполна мне ответите за все содеянное. Если когда-нибудь перестанете быть благоразумными. Хуже всего будет, если я начну вспоминать здесь, на «Астере» грехи вашей с Вернером молодости. Начну с пиратства, с методов, которые были призваны сделать покорным самого гордого пленника. Может быть, Вальдеса заинтересуют те чувственные развлечения, которые кто-то из вас упомянул при палаче «Печального лебедя». Даже если завязать жертве глаза, она узнает тех, кто с ней развлекается. Особенно если одному из палачей страшно, а другому весело. Так что будьте откровенны в своей исповеди, чтобы я не решил быть откровенным с Вальдесом.
Возражений не последовало, и Кальдмеер откинулся в кресле, наслаждаясь касерой, теплом и ситуацией.
Взглянуть на Оружейника было выше сил Хосса, и, поэтому он смотрел на пока что чистый лист.
- Про вас говорят, что вы предпочитаете во всем добровольное согласие, - рука Олафа легла на запястье Хосса, - и, памятуя ваши пристрастия, я склонен верить этим слухам. Мне тоже не по душе одно лишь грубое насилие. Вы умеете сочетать несочетаемое, а вот с Вернером пришлось бы обращаться иначе, он менее гибок в таких вопросах.
Хосс кивнул. Он успел собраться с мыслями, принять свои ошибки и выбрать новый курс направления. Перо уткнулось в чернильницу, капитан легко присел на корточки перед креслом. Погладил бедра Кальдмеера.
- Свечи задуть? Вы правы, я все ж не Фридрих.
- Не надо, - Олаф отставил пустую чарку, - вам еще писать донос на себя и своего друга. В перерывах между делом. Будете мне зачитывать, никогда еще не слушал доносов в постели.
И постарайтесь, чтоб Вальдес вас не прирезал ненароком. Вы мне нужны в Эйнрехте. Кажется, у вас вдовая сестра-красавица…
Невидимые колокольчики заходились насмешливым звоном.
дарк!Олаф, драбблик.
Попытка спасти команду «Верной звезды» уже не помню, какая по счету))))) Зато какое развлечение!
Совы - не то, чем они кажутся.
Дарк!Олаф. намеки на слэш.
читать дальше
Совы - не то, чем они кажутся.
Дарк!Олаф. намеки на слэш.
читать дальше