Чудесная Приддоистория от Louis Lorraine

Бу-га-га!!! Это судьба!
Ночью эта запись была открытой 5 минут - не больше. Я думал - открывать - нет. Типа - герои за-канонные и все такое...
И за эти 5 минут её успел увидеть - ога! - ПРИДДСКИЙ человек. Думаю, это был знак.)))))))))))))  Эль Шархи - спасибо за внезапно исполненную его миссию))))))))))))

Вообще-то это как-бЭ извинительная история для  Ystya, которому я, как страшная свинья, никак не могу подарок на ДР (в августе!!!!) закончить. Историю добрую, печальную и красивую. Ну затык, блин.

Так что пока история злая и страшная. Про юного Амадеуса Придда и его друга. Первого и последнего.
Та-даммм...

«Не стоит приставать к незнакомкам…»

>Амадеус Васспард, Энрике Таласарра
обоим примерно 19-20 лет.
Начало весны 340 г., Оллария

Весеннее солнце слепило в окно, приоткрытое, чтобы выпустить на улицу чад и гарь от пригоревшего мяса. Посетители витали в сизых клубах, как призраки, а граф Васспард, сидящий у окна, просто рванул вверх раму. Что-то хрустнуло, что-то звякнуло – и в смрадный зал харчевни с романтическим названием «Незабудки святой Октавии» полился стылый весенний воздух, по холоду еще не так воняющий городом, как летом. И солнце.
Амадеус и его друг разом сощурились на свет – и рассмеялись, чокнувшись помятыми оловянными кубками.
- За Весенний Излом, Эньо!
- За Излом, Дэо!
Вино в кубках было все-таки довольно сносным. Харчевник, как человек опытный, сразу сообразил, что эти два юнца, не смотря на скромные темные плащи, отнюдь не скромники. И не бедняки.
Отвлекшись от вина, Васспард хищно и весело сузил яркие глаза, нацелившись на виднеющуюся за чередой черепичных крыш, островерхую башенку с незамысловатым флюгером.
- Мой человек все узнал, - сообщил он другу, который также отставил кубок, приготовившись слушать, - она живет одна, при ней – служанка. Должно быть, та старая мымра, которую мы видели в церкви. Говорят, у нее есть муж, только кто он, никто не знает, да и никто его толком не видел. Появляется иногда какой-то неприметный господин. Так что я думаю, что никакой это не муж, а наша красавица – голубка какого-нибудь барончика. А может и больше, чем барона. Хотя для «больше» домишко слишком прост.
Таласарра засмеялся:
- Было бы занятно наставить сразу две пары рогов кому-нибудь из знакомых, а потом, во дворце, любоваться его кислой миной. Не думаю, что у достойного тихони хватит пороху вызвать нас за свою девку.
- Я тоже не думаю. Но было бы занятно, - Амадеус отсалютовал другу кубком и также усмехнулся.
Эту новую забаву они назвали «лиса в курятнике». Первая попытка, совершенно внезапная и случайная, едва не кончилась для них скверно. Хорошенькая кружевница, торговавшая на площади воротниками, поздно сообразила, сколь серьезны намерения двух юный красавцев, слишком знатных даже с виду, чтобы отказаться пококетничать с ними, предлагая свой товар. Вместо того, чтобы остаться на площади, где, в толпе народа да еще и в присутствии маячащей в отдалении, у входа в храм св.Франциска, городской стражи, ей ничего не грозило, дуреха метнулась в узкие улочки, решив бежать домой, и позабыв при этом, что под кокетство и хихиканье уже успела сболтнуть прекрасным господам, что она сирота и живет с братцем, который подмастерье и вечно торчит у господина Брамса, своего мастера – до самих сумерек.
Но прекрасные господа не забыли. Идея позабавиться с кудрявой дурочкой прямо в её доме пришла им в головы как-то разом – и графу Васспарду и маркизу Таласарре достаточно было лишь переглянуться, чтобы знать, что делать дальше. Перепуганная девица уже почти вбежала в дом, Таласарра уже держал двери, не позволяя добыче её затворить, Васспард уже поднажал, открывая дорогу к веселью… когда жертва опомнилась и завопила. Завопила так, что из соседних ворот вылетело человек пять подмастерьев с дубьем – и незадачливые искатели приключений были вынуждены спасаться бегством, а, попросту говоря, улепетывать со всех ног, петляя в узких улицах. Потому что две шпаги – пусть даже одни из лучших в гвардии – против шестов и хороших дубинок в руках здоровенных подмастерьев, к тому же имеющих численное превосходство, могли оказаться не слишком надежным оружием. Долго гнать благородный стервецов, как крикнул один из парней, подмастерья не стали, но камни в след летели, и у Амадеуса потом несколько дней болела спина, а у Энрике – плечо. Друзья дружно возблагодарили Создателя, что слаженный залп пришелся им не по головам, и в следующий раз решили быть осторожнее, потому что сама по себе идея приголубить красотку в её же гнездышке внезапно показалась захватывающей.
Вторая попытка обернулась удачей столь внезапной, что два «лиса» потом некоторое время спорили, в курятник они влезли, или же сами попали в охотничьи силки. Скромная вдовушка, подмеченная юношами возле церкви, сперва ожидаемо пугалась, пряталась за быстроглазую служанку, которая, в свой черед, призывала благородных господ постыдиться, просила пощады, пищала, грозила позвать на помощь – одним словом, всячески кобенилась. … Но в дверях своего дома испуганная дама внезапно ахнула и упала через порог на руки едва успевшего подхватить её маркиза, при этом кокетливо улыбаясь и щуря синие глазки. Служанка выдохнула заполошно:
- Заходите же скорее, господа, пока соседи не видели! – захлопнула дверь - и два дня в памяти обоих друзей превратились в сплошную круговерть из жаркой постели, куда служанка с госпожой затащили юношей в четыре руки, вина, невесть откуда возникающих закусок и податливых и жадных женских тел.
Третью жертву они подметили в лавке галантерейщика, куда праздношатающиеся гвардейцы короля забрели, чтобы приобрести ленту голубого цвета семейства Гогенлоэ, за девицей которого граф Васспард решил приударить в пику матери-герцогине, настоятельно требующей от него внимания к одной из племянниц герцога Ноймаринена. Девочка Гогенлоэ – Амадеус даже имени ей не помнил – была рыженькой, страшненькой, застенчивой: словом, просто кладезем достоинств и добродетелей, никогда не ценимых сыном Повелителя Волн. Лента была позабыта – как и рыжая девица. Наследник герцога Придда и второй сын маркиза Салины переглянулись, и через четверть часа уже знали, где живет сероглазая, хрупкая молоденькая женщина, столь опрометчиво явившаяся в галантерейную лавку за пуговицами. Прелестными перламутровыми пуговицами.
- Если она будет не слишком упряма, я подарю ей жемчужные бусы в честь этих, познакомивших нас, пуговиц, - Амадеус мечтательно зажмурился.
- А я – жемчужные сережки, - марикьяре насмешливо взглянул на друга, - но только если она первым выберет меня.
Васспард хмыкнул:
- Право, Эньо… Не станем же мы припираться из-за такого пустяка…
- Дэо, ты меня обижаешь…
Теперь они знали про сероглазку все, что им было нужно.
- Завтра она должна пойти на вечернюю службу в святую Анну. Петер сказал, что она ходит туда почти каждый день со своей страшилой, - граф с самым серьезным видом взглянул на друга, - и мы с тобой просто обязаны отправиться в святую Анну. Хорошая проповедь нам совершенно не помешает, не так ли, сударь?
- О, да!... Особенно завтра особенно вечером! – Таласарра картинно завел к прокопченному потолку красивые глаза, тут же незаметно выдвигая из-под стола одну ногу: между столов, смеясь и прощаясь на ходу со своим знакомым, спиной вперед пятился какой-то небогато одетый господин. Амадеус замер, готовясь наблюдать падение, насмешливо сокрушаться неловкости бедняги – и, быть может, даже затеять небольшую ссору с вызовом – если господин не оценит его шуток. Такой отличный денек вполне подходил для драки – тем более, что противник, судя по всему, был простоватым провинциальным дворянчиком. Однако обреченный на падение кавалер не глядя легко обогнул преграду и, поравнявшись со столом, за которым уже с совершенно безразличным видом потягивали вино оба юноши, улыбнулся, обращаясь к вскинувшему на него взгляд Таласарре:
- Прошу прощения, сударь, я едва на вас не наступил. Такая неосторожность.
Несостоявшаяся жертва шутки был худощав, невысок, и простодушно приветлив. Но на дне его светлых глаз Амадеусу в какой-то миг привиделась насмешка и еще что-то цепкое и нехорошее. Энрике, между тем, снисходительно кивнул:
- Это большое счастье, что не наступили, сударь. Я, знаете ли, обижаюсь, когда меня уподобляют какому-нибудь муравью. Будьте впредь осторожней, сударь.
Худощавый в кожаном потертом колете и такой же видавшей виды перевязи добродушно улыбнулся:
- И вы тоже будьте осторожней, сударь. Доброго вечера!
И, легко развернувшись, вышел, явно не собираясь продолжать разговор, который вполне мог обернуться ссорой – если этого захочется двум красавчикам с драгоценностями на пальцах, в ушах и на эфесах шпаг.
- Не судьба, - сокрушенно вздохнул маркиз, - похвально осторожный господин не захотел стать нашей добычей. Какая скука…
Амадеус состроил сострадательную мину:
- Не плачьте, друг мой. Завтра нас ждет … нравоучительная проповедь, за которой, надеюсь, воспоследуют подобающие благочестивые деяния, - и, перестав паясничать, вопросил риторически, - интересно, эта голубка будет вроде кружевницы Дженни или вроде вдовицы Магдалены? Первое было бы огорчительно…
- Особенно, если у нее во дворе затаились шестнадцать мясников… или кузнецов, - Энрике хмельно расхохотался.

Голубка оказалась вроде кружевницы. Поняв, что их преследуют, женщины пустились на утек, но спастись бегством у них ожидаемо не получилось. У дверей дома, которые граф Васспард предусмотрительно загородил от беглянок, угрюмая старуха заслонила собой сероглазку и произнесла без тени подобающей случаю испуганной мольбы:
- Милостивые господа, не следует досаждать благородной госпоже. Это вас не красит. Дозвольте пройти, а не то мы станем кричать, госпожа позовет мужа…
- А нас и не надо красить – мы и так довольно хороши, - Таласарра сверху вниз оглядел старуху, - и, чем стращать нас каким-то там мужем, лучше бы вам, прекрасная моя госпожа, свет моего сердца, пригласить нас в дом и разделить наше веселое общество. Право, мы оба весьма любезные и обходительные кавалеры, - марикьяре отодвинул плечом служанку и теперь стоял перед сжавшейся в комочек маленькой женщиной. Та судорожно сглотнула:
- Господа, прошу вас… Если вы не дозволите мне пройти, я стану кричать. Дома мой муж…
- Кричите, моя прелесть, - Васспард качнулся в сторону, делая вид, что дает женщинам пройти, - мы так хотим увидеть вашего мужа. Вдруг он тоже разделит наше общество? А вы, сударыня? – юноша сверкнул наглым глазом на старуху, которая задохнулась от возмущения и, воспользовавшись мнимой свободой, принялась торопливо отпирать дверь. Но, едва та приоткрылась, Амадеус оттолкнул служанку и, замер на пороге, широким жестом приглашая перепуганную сероглазку входить. Та ахнула, суетливо рванулась сперва к повалившейся у двери служанке, потом – в дом, и, схваченная сзади за локоть маркизом, внезапно закричала истошно и дико:
- Ян!!!!!!!!!!!!!!! На помощь!!!!!!! Ян, спаси!!!!!!!!!!!!!!!!!!
Кажется, она могла и не кричать, потому что за миг до визга, Амадеус спиной почувствовал движение и едва успел отступить, выхватывая шпагу и в полоборота заслоняя собой Энрике и его жертву. Человек возник из полумрака дома, как тень. Он также сжимал оружие – неяркий свет светильника у лестницы, ведущей на второй этаж дома, отразился на клинке.
- Отпусти её, щенок, - сухо произнес мужчина, и граф узнал голос.
Энрике, вероятно, также узнал – потому что выпустил руку сероглазой, и та стрижом метнулась к мужу, прижалась к нему, заходясь в рыдании.
Вчерашний ловкий дворянчик из харчевни бережно поцеловал жену в висок:
- Иди, Анна. Ступай наверх. Все будет хорошо, - он оторвал её руки от своей рубашки и распахнутого поверх нее колета, осторожно, но настойчиво задвинул женщину в дом. Следом торопливо дернула поднявшаяся, наконец, служанка.
- Они … они…, - женщина заплакала навзрыд, старуха подхватила госпожу, - они убьют тебя…
- ОНИ не убьют, - спокойно проронил мужчина и улыбнулся – теперь уже замершим перед ним юношам, - ступай наверх, Анна.
- О…, - марикьяре сощурил черные глаза, - дора Анна и её отважный муж. Где-то я это читал. Вы не помните, граф?...
Ответить Амадеус не успел. Муж сероглазки плавно двинулся вперед, вынуждая обоих юношей попятиться.
- Вы оскорбили мою жену, а ты, - острие клинка замерло, нацелясь в лицо маркиза Таласарры, - посмел к ней прикоснуться. Надеюсь, тебе ясно, что будет дальше?
- Вы не слишком-то любезны, - Энрике поморщился, - мы с вами, милейший, кажется, вместе не пили, и не нарекали имена детям. Вы меня вызываете? Если да…
Друг чеканил слова, но по прорезавшемуся гортанному акценту, Амадеус понял – Энрике зол и напряжен.
- Если – да, - отрезал мужчина и сощурился, вглядываясь в лица замерших юношей, которые опустили шпаги, изображая… Амадеусу показалось, что они оба силятся изобразить – безразличие, - полагаю, один из вас принадлежит к родне соберано Кэналлоа, а второй – какой-то Придд, - дворянин усмехнулся, - ну что ж… Тогда нам точно нужны свидетели. Извольте подождать. Представимся после.
Таласарра презрительно хмыкнул, вбрасывая шпагу в ножны:
- Уж не думаете ли вы, что мы сбежим?
Дворянин, поспешно направляясь в сторону давешней харчевни, быстро взглянул на них через плечо:
- Нет, не думаю, - бросил он.
… После Амадеус сорок тысяч раз думал, что им надо было бежать, что они оба чувствовали это. Что надо было метнуть кинжал в спину этого головореза, потому что они оба – и он сам, и Эньо, понимали – перед ними головорез.
Но они не могли бежать – граф Васспард и маркиз Таласарра. Они были слишком горды.
А от кинжала он наверняка бы увернулся….
- Его следовало убить, - глухим шепотом выговорил Амадеус, опуская ладонь на рукоять кинжала, - не дожидаясь…
- Поздно, - выдохнул Энрике, неотрывно глядя в след человеку, стремительно скрывшемуся за углом, - и, к тому же две эти дуры слышали, как он угадал, кто мы… почти угадал, но все равно. Думаю, - марикьяре сглотнул и оскалился, - он сейчас приведет какого-нибудь дружка и еще пару-тройку свидетелей, и затеет поединок два на два. И вот тогда мы его убьем.
- Убьем, - зло процедил сквозь зубы Васспард, чувствуя неприятных холодок под ложечкой, и понимая, что их обоюдное почти-обещание прикончить этого грозного мужа добродетельной жены прозвучало не так весело, как звучали подобные слова прежде. И не так уверенно.
Зачем мы вообще с ним связались… Надо было отпустить девку и уходить. Едва ли этот погнался бы за нами. Хотя, если погнался, было бы и вовсе гнусно. Одно дело – бежать от толпы черни с дубьем, и совсем другое – от какого-то облезлого дворянчика.
Амадеус взглянул на друга и встретил черный тревожный взгляд, в котором явственно прочитал отражение собственных мыслей. Наследник Приддов скрипнул зубами и притопнул каблуком по тонкому ледку, словно давя собственные сомнения и страх. Общие сомнения и общий страх. Лед раскололся, и от его хруста неожиданно стало легче.
- Мы прикончим его. А, еще лучше, проучим. Зачем огорчать его писклявую дуру…, - Амадеус оскалился.
- В конце концов, мы не так уж и плохи, - Энрике презрительно сощурился и вскинул голову, наблюдая, как из-за поворота вывернул достойный супруг, уже успевший застегнуть колет, и по-прежнему сжимающий в руке обнаженную шпагу, в сопровождении коренастого господина под стать себе – такая же рвань - и двух благообразных горожан.
- Что ж, к делу? – Таласарра усмехнулся. Муж сероглазки молча кивнул, окинув друзей равнодушным холодным взглядом. Как падаль. Это обозлило, Амадеус сложил губы в глумливую ухмылку, но снова ничего не успел сказать.
- Поскольку я подозреваю, что ваша благородная родня без понимания отнесется к случившемуся, - мужчина заговорил прежде, чем остановился шагах в десяти от друзей. Его приятель встал рядом, подбоченившись и с брезгливым недоумением созерцая юношей, два простолюдина: доктор, судя по мантии, и какой-то почтенный торговец -опасливо выглядывали из-за спин дворян, - я счел должным позаботиться о свидетелях, которые, в случае необходимости, в королевском суде подтвердят, что все, что здесь будет происходить – есть дело чести моей и моей супруги – женщины, - он впервые зло дернул углом рта, - как вы могли убедиться, добродетельной.
Амадеус важно кивнул, не расставаясь с гнусной улыбочкой, и, свысока озирая пришедших, вопросил:
- Назначение приведенных вами почтенных горожан определено. Ваш благородный друг, вероятно, пожелал поддержать ваше обвинение и также скрестить с нами шпаги?
- Нет, - отрезал добрый муж, - это мой секундант. Как и вы, сударь, полагаю, являетесь секундантом вашего приятеля.
Амадеус краем глаза увидел, как Энрике сморгнул и подобрался, расправляя плечи и еще выше задирая подбородок.
- Эсташ Сэц-Джой, - коренастый товарищ оскорбленной стороны кашлянул и коротко поклонился. Наследник герцога Придда ответил изящнейшим придворным поклоном:
- Амадеус, граф Васспард, к вашим услугам… при необходимости, - добавил, многозначительно глядя на Сэц-Джоя.
- Нет, - снова отрезал господин и встретился глазами с Таласаррой. Он по-прежнему смотрел с тем отвратительным спокойствием, которого Амадеус никогда прежде не видел. Обычно противник негодовал, бранился или хотя бы просто был раздражен – но не это. Энрике поморщился:
- Ах, как вы все затянули…Я – вызванная сторона, хотя вы меня еще не вызвали, - маркиз изобразил шутовской поклон, – я объявляю оружием шпагу и кинжал, и я, Энрике-Хосе-Мануэль, маркиз Таласарра, принимаю ваш вызов и не собираюсь приносить вам извинения – кошки в Закате пусть вам их приносят! Я ничего не сделал с вашей женушкой, - маркиз отбросил ножны, обнажил кинжал и скинул колет на ступеньки проклятого дома, который так и не стал домом насаждений, - извольте представиться. Мне все это страшно надоело, и, кроме того, тут скоро вся улица соберется…, - он с досадой скользнул взглядом по мгновенно захлопнувшимся окнам, за которыми скрылись лица любопытствующих.
Эньо не мог не видеть эту постную рожу. Друг явно горячил себя, и это было скверно. Все начиналось скверно…
- Что ж…, - господин-обиженный кивком поблагодарил своего приятеля, протянувшего ему свой кинжал, - по крайней мере, с вашей родней я не ошибся…, - он неспешно поднял голову, светлые волосы взъерошил ветер, - ты, щенок, - в его голосе все-таки прорезались злые нотки, - вы – два щенка, - исправился он, - преследовали, напугали и оскорбили своими домогательствами мою жену, а ты, - острие шпаги вновь, как в начале всего безобразия, которым обернулось злосчастное приключение, смотрело в лицо маркиза, - посмел прикоснуться к ней. Я, Ян Реддинг, вызываю тебя, ты, маркиз Таласарра. И ты мне ответишь…
- А вы ответите за щенка, - Эньо улыбнулся, сверкнув белыми зубами – и атаковал.

Сперва Амадеус просто стоял и смотрел…
Стоял, как истукан, и смотрел, как кролик – на то, что внезапно началось. Энрике был одним из лучших фехтовальщиков среди гвардейцев и лучшим среди молодых. Амадеус уступал ему не много с легкой досадой, но без обид. Они оба были отличными бойцами – иначе бы не было бесчисленных дуэлей из-за косого взгляда или даже без косого взгляда – просто потому что хочется проучить… просто потому что… Они выходили из стычек победителями. Они убивали и калечили, отделываясь лишь царапинами. Теперь убивали Эньо.
Кошачий муж делал это неспешно и совершенно неотвратимо – судя по жестокому спокойствию, нарисованному на его роже. Он даже не дрался – он наносил удары и уклонялся от отчаянных выпадов друга. Он его калечил. Рубашка Таласарры расцветала алым уже в нескольких местах, а этот не получил ни одной царапины. Он снова пируэтом ушел от опасного удара Энрике, и ответил, преодолевая, казалось бы, безупречную защиту друга. Эньо вскрикнул – его рука повисла плетью. Он успел, отбросив кинжал, перекинуть шпагу в левую, а Амадеус ожил. В голосе друга звенело отчаяние. Васспард чувствовал его, хотя маркиз не позволял себе выказывать слабость. Пока не позволял. Время внезапно сделалось бесконечным, и клинок проклятого головореза взрезывал его, вновь и вновь раня друга. Все чаще, все более жестоко.
Он убьет Эньо…
Понимание происходящего сделалось столь отчетливо, что Амадеус задохнулся.
Это было неправильно. Убитым должен быть это облезлый гаденыш, муж жеманной девки – он, а не Эньо. И не важно, как. И будь что будет. И плевать на все!
Быстро скосив глаз на отвернувшегося от поля боя секунданта, граф Васспард рванул шпагу из ножен и метнулся вперед, целя в открытый бок противника Таласарры. Но тот словно бы имел еще одну пару глаз на затылке или Леворукого в помощниках. Головорез легким движением уклонился от удара юноши и отмахнулся клинком – широко и сильно – взрезая бархат колета на груди и рукаве. Резануло болью. Амадеус зашипел, отпрянул. Его сразу схватили сзади, выбили шпагу, заломили руки. Коренастый секундант повис на нем сзади, как собака на олене, дыша в лицо луковой похлебкой:
- Ты что же творишь, стервец! Человек чести….
Заохали-закудахтали свидетели – залопотали что-то неодобрительное.
Амадеус чувствовал, как по груди, по руке течет кровь, видел, как она тяжелыми каплями сползает из-под рукава на сырые булыжники улицы.
- Он убьет его…, - просипел он сквозь зубы, в склоненную к его плечу сзади красную рожу благородного Сэц-как-его-там, силясь освободиться.
- А вы что думали? – секундант мерзавца лишь сильнее стиснул локти Амадеуса, отчего раненная рука и грудь отозвались жарко и саднящее, а из рукава закапало сильнее, - думали, что всю жизнь безнаказанно пакостить станете? Щенки…
Он с силой дернул Амадеуса, разворачивая его лицом туда, где – граф Васспард почувствовал что-то не то, но не сумел понять, что случилось – перестала звенеть сталь.
Таласарра лежал на земле навзничь. Друг старался подняться на локте, дотянуться до лежащей рядом шпаги, но глаза его уже были бессмысленными, лицо совершенно белым, а рубаха – алой. Энрике все-таки дотянулся до рукояти, тронул её пальцами …
- Достаточно, - ровно произнес его убийца и через плечо взглянул на схваченного секундантом Амадеуса, - урок окончен.
И вонзил острие в горло Эньо.
Амадеус зарычал, захрипел, врезал каблуком по ноге Сэц-кому-то, все-таки вырвался, с размаху рухнул на колени, расшибая их о камни, попытался встать, стискивая поднятую с земли шпагу, поскользнулся и рухнул обратно, со стоном опершись на раненую руку.
Головорез медленно подошел к нему, вытирая платком лезвие. Если он запыхался, то лишь самую малость. От плеча до груди на его рубашке набухала алая полоса, и Васспард злорадно оскалился. Умирать было неожиданно не страшно.
Сдохни, думал он. Сдохни! Чтоб тебе сдохнуть, тварь – от маленьких ран тоже умирают. Сдохни сразу за мной, сдохни через неделю, на руках своей женушки, сдохни…
Однако убивать его не собирались.
Реддинг – имя всплыло в памяти внезапно – уложил в ладонь холодно блестящий, уже отертый от крови Энрике, клинок, и сверху вниз прохладно оглядел севшего на землю, чтобы не стоять на четвереньках наследника Повелителя Волн.
- Вас отнесут домой люди из харчевни, - спокойно произнес он, словно речь шла не о раненном сыне вельможи, а о какой-то посылке, - надеюсь, герцог Герхард заплатит за свое дорогое дитя добрым людям. Он слывет приличным человеком.
Амадеус сунул шпагу в ножны, и опираясь на них, кое-как шатко поднялся.
- Я должен позаботиться о моем друге, - процедил он сквозь зубы.
- Не беспокойтесь, - Реддинг покачал головой, - я сделаю это сам. Думаю, что мне стоит сразу объясниться с маркизом Салиной. Я честно служу своему господину и не желаю, чтобы он оказался втянутым в эту мерзкую историю.
- Вашему господину повезло со слугой, - Амадеус покачнулся и едва не упал, отшатнувшись в сторону. Словно был этот головорез мог попытаться его поддержать.
- Вас следует перевязать, - заметил головорез, - иначе вы можете последовать за вашим приятелем, но уже не столь по моей вине.
Рядом запыхтел торопливо подошедший лекарь-свидетель.
- Сударь, дозвольте помочь вам дойти до харчевни «Незабудки», вы нуждаетесь в помощи…
- Перевязывайте здесь, - хрипло уронил Амадеус. Он пытался расстегнуть колет, но путался в пуговицах, потому что не мог отвести взгляда от белого оскаленного лица Эньо, от темной лужи, в которой намокали его черные пряди.
Сэц-кто-то подошел и наклонился, чтобы закрыть убитому глаза.
- Не сметь, я сам! – выкрикнул граф Васспард срывающимся голосом, оттолкнул принявшегося помогать ему с застежкой лекаря и, пройдя несколько неверных шагов, тяжело опустился на колени возле друга.
«Я убью его, Эньо. Я убью его хоть даже через сорок лет. Найду и убью», – пообещал наследник Повелителя Волн, глядя в полуприкрытые густыми ресницами мертвые глаза маркиза Таласарры прежде, чем бережно смежить ему веки, - «и у меня больше не будет друзей. Никогда. Мне никогда больше не будет так больно».

Герцог Герхард никогда не повышал голос, но это не означало, что его ярость была менее ощутима. Амадеус где-то слышал, что страшная волна, порой накатывающая на морские побережья, порожденная землетрясениями… когда-то они с Эньо с пьяну глумливо назвали её порождением греховного соития Лита и Унда… эта волна сперва дает о себе знать глухим шипением и рокотом.
Примерно также звучал ровный голос герцога Придда.
- Вы опозорили семью, напав на дом и супругу офицера для особых поручений при особе Первого маршала Талига. Вы и прежде вели себя недостойно, но я считал, что наказания королевскому гвардейцу назначает капитан гвардии. Или королевский суд. Мои слова вы пропускали мимо ушей весь прошедший год, с той поры, как возомнили себя самостоятельным и свободным от моей воли – придаваясь разгулу, между тем, на мои средства и нося имя наследника Дома Волн. Я, признаться, уже смирился с мыслью, что вы кончите заключением в Багерлее, которое только и смогло бы пробудить в вас честь и разум – потому не намеревался просить у короля снисхождения для вас. Но мироздание оказалось менее милосердно. Полагаю, гибель, и вполне заслуженная, вашего товарища, послужит вам впредь уроком.
Амадеус дернулся, отчаянно глядя на герцога.
- Отец… Убит маркиз Таласарра. Убит каким-то незначительным человеком – пусть и офицером при особе Первого маршала. Он должен быть отомщен… Я уверен, что дом Сагнара не оставит это так, и готов сам…
- Что? – Повелитель Волн приподнял брови, внимательно и стыло, даже не созерцая – разглядывая – сына. В больших неподвижных глазах Повелителя Волн застыло расплавленное серебро, - вы полагаете, что совершенного вами преступления мало и желаете продолжать в том же духе и опуститься до уровня убийцы и разбойника?
- Я желаю отомстить…
Герцог Герхард движением длинных пальцев оборвал слова наследника.
- Я не слышал, чтобы пребывающий сейчас в столице маркиз Салина требовал мести или хотя бы суда, - узкие губы отца дрогнули, обозначив намек на оскорбительную улыбку, - думаю, маркиз также хорошо знал цену своему второму сыну, как и я вам.
Амадеус судорожно вздохнул. Ему все еще было больно, но ярость, душившая его, заглушала боль. Он вскинул глаза на герцога, но тот отразил его взгляд презрительным холодом взора.
- Вы останетесь во дворце до того, как Его величество решит вашу судьбу. Уверен, что мундира гвардейца вы лишитесь.
- Я должен видеть маркиза Салину! – Амадеус выкрикнул, шатаясь и хватаясь рукой за высокий комод.
- Вы должны осознать содеянное и молить Создателя о прощении ваших грехов, а Его Величество и меня – о снисхождении, - отрезал герцог Придд, - а больше вы ничего не должны, сударь, - и, плавно развернувшись, вышел вон, плотно затворив за собой двери покоев наследника.
Юноша глухо взвыл, прижимая руку к перевязанной груди, и опустился в кресло. Он должен был видеть Салину, должен был услышать его слова - сам. И – отомстить. Граф Васспард тяжело поднялся, подошел к подконнику и уселся на него. Прижавшись горячим лбом к холодному витражному стеклу. Юношу лихорадило, но эта хворь не значила ровным счетом ничего, когда Энрике убит, когда его убийца еще топчет землю. Он может быть прав, благороден и все, что угодно. Он – убил Эньо, и это главное, что о нем должно помнить. Просто интересно, чтобы сделал отец, если бы кто-нибудь убил графа Борна, его друга? Тоже сказал бы, что граф Конрад сам виноват?
Сколько Амадеус провел так, притулившись на подоконнике, как птица на насесте, он не знал, но из мрачной задумчивости графа вывели голоса, донесшиеся со двора. Голоса слуг, голос отца… Васспард приник к прозрачному стеклышку витража, наблюдая, как герцог Придд подобрал длинный плащ, усаживаясь в носилки. Слуги подхватили их и понесли к воротам. Юноша почувствовал, как на губах сама собой родилась и заиграла злодейская улыбка. Он соскочил на пол, подхватил колокольчик и яростно зазвонил, вызывая слугу.
Явился тихий, пожилой Хенрих.
- Помогите мне одеться и подайте плащ и шпагу, - коротко приказал наследник Приддов. Слуга сморгнул:
- Монсеньор, герцог отдал приказ не позволять вам выходить не только из дворца, но и из ваших покоев, - произнес он, тревожно и просящее глядя на юношу.
- Чтооооооооооо? – Амадеус уставился на Хенриха, как волк на кролика, - и кто это не позволит мне выйти? Ты?!
- Капитан стражи, - тихо, но твердо откликнулся слуга, - монсеньор, прошу вас, послушайтесь батюшку, - выговорил Хенрих едва слышно, - он очень зол на вас.
- Плевать, - граф Васспард поджал губы, - зол… Он на меня сколько я помню - всегда зол.
- Неправда, - еще тише отозвался слуга, - герцог любит вас и желает вам добра.
- Иди, - Амадеус отмахнулся от слуги, отворачиваясь к окну. Хенрих ничего не сможет сделать, но вот сцепиться с капитаном гвардии юноше не светило. Этой встречи следовало избежать во что бы то ни стало, - иди, - сухо бросил граф Васспард, слыша, что слуга еще не ушел и тревожно сопит у двери. Он думал лишь мгновение, и повторил, злодейски щурясь в витражное окно, - иди. И, если герцогиня Маргарита не занята уроками, попроси её зайти ко мне. Мне скучно и я ранен. Кроме герцогини Марги меня никто не любит, - выдал, ядовито оглядев через плечо сокрушенно потупившегося доброго Хенриха.
Больше спорить слуга не стал. Он с поклоном удалился, а через полчаса – время ползло, как никогда – двери отворились, и комнату вбежала, придерживая тяжелые юбки, темноволосая, кудрявая девочка-подросток.
- Дэо…, - она бросилась к брату и обняла его жарко, но осторожно, - бедный, бедный мой братец… Меня не пускали к тебе – ни меня, ни Бри, ни Адель, ни даже Берти! Матушка, вернувшись от двора, целый день гремела, как какая-нибудь пушка, а папу я таким никогда не видела. Они так бранили тебя, так бранили… Я не слышала – мне сказала наша дама. Я не стала возражать. А то бы меня и теперь не пустили. Да я и не спрашивалась.., - девочка насмешливо блеснула яркими аквамариновыми глазами, - чем я могу помочь тебе, Дэо?
- Ах ты, мой маленький верный дружок…, - Амадеус совершенно искренне обнял сестру и поцеловал в щеку, - Марга, мне надо выйти из дворца.

Потом, в карете с задернутыми по приказу отца занавесками, с эскортом гвардейцев, не позволявших наследнику Приддов ничего, кроме затворничества в комнатенках постоялых дворов под присмотром офицера и лекаря, он вспоминал все, что как-то зацепилось в его сознании – от тайного выхода из дворца Волн, через кухню – пока сестра заговаривала зубы лакеям, через задний двор, через забор – благо огромные ноймарские псы знали герцогского сына, до возвращения… До того, что он помнил из этого возвращения домой.

Дом Энрике - особняк Салина – даже не был отмечен траурными стягами, но Амадеус видел все это походя, взбегая по лестнице – через боль, через слабость стараясь казаться бодрым и готовым к бою. Титул графа Васспарда не произвел на смуглого слугу ни малейшего впечатления. Он велел ждать в увешанной морисскими коврами приемной – даже не проводив благородного гостя в гостиную. Впрочем, ждать Амадеусу не пришлось. Маркиз Салина – и как только он случился в столице, вечно пропадающий где-то на кораблях или на своем острове – был высок, худ, выжжен солнцем. Казалось даже, что волосы его – длинные, седые, собранные в хвост на затылке – не выбелели прожитые годы, а выгорели на корабельных палубах.
- Чему обязан вашим визитом, граф? – в черных глазах марикьяре читалась откровенная неприязнь, гортанный голос раскатывался резким акцентом. Амадеус оторопел, но лишь на мгновение. Хосе Салина потерял сына и вполне мог винить в этом его друга. Друга, который остался в живых. Граф Васспард подался вперед и поспешно преклонил колено у ног маркиза:
- Я Амадеус, граф Васспард. Я друг вашего сына Энрике. Я его секундант. Я скорблю вместе с вами…, - Амадеус вскинулся, чувствуя, как полыхнула болью рана на груди – под повязкой, - и я готов мстить. Если ваша рука поднимется на убийцу маркиза Таласарры – пусть я стану клинком в этой руке…
Надо было говорить это на языке Кэналлоа, языке Эньо, но граф не знал его так хорошо, чтобы…
Он не успел договорить.
- Уймитесь! – слово было сказано так громко, будто наследник Приддов не замер в шаге от марикьяре, а стоял где-то внизу, под окнами.
- Прекратите бредить и встаньте… сударь, - сухие губы Салины дрогнули в неприязненной гримасе, - встаньте…, - маркиз выждал, пока граф Васспард поднимется с колен, и лишь тогда уронил мрачно, - и слушайте. Мой второй сын был оставлен мной гвардии короля Талига, потому что в море от него был бы один лишь вред, а гвардию он едва ли сделал еще хуже…Я достаточно знал своего сына. С ним случилось то, что и должно было. Я не желаю приумножать свой позор. И вам не советую далее бесчестить вашего отца. Он весьма достойный человек, я знаю…
В черных, обрамленных морщинами, глазах маркиза не было ни боли, ни страдания, ни сострадания, ни гнева. И как он только сразу этого не заметил?...
Амадеусу показалось, что он сейчас снова видит Эньо. Распростертого на холодных камнях, в луже крови. Но с клинком в руке над ним стоит не безродный убийца, а этот… этот седой морской демон – его отец. Убивая Эньо снова.
Граф Васспард медленно выпрямился. Превозмогая боль в раненой груди и чувствуя, что воздух вдруг сделался горячим и колючим, ранящим горло и легкие.
- Вы будете прокляты за ваши слова, маркиз Салина, - тихо и зло выдохнул, почти прошипел, он, - вы будете прокляты за то, что предали вашего сына, моего друга. Вы слышите меня?
Густая бровь марикьяре медленно поползла вверх, но Амадеусу уже было все равно.
- Вы будете прокляты, как предатель своей крови! Вы слышите?! И ваше море… Мои Волны…, - он задохнулся, хрипя и роняя из глаз слезы. Маркиз шагнул на него – Амадеус выпрямился навстречу. Отчего ему казалось, что Салина его ударил, но не было хлесткой боли пощечины? Просто пришла темень. Обрушилась, как внезапно наступившая ночь.
Очнулся он уже дома.
Отец пришел лишь для того, чтобы объявить графу Васспарду волю короля. Наследник герцога Придда взамен полугодового заключения в Багерлее должен был быть выслан в родовой замок без права покидать владения до того, пока Его величество Карл изволит явить преступнику свою милость. В Васспард граф будет препровожден под конвоем, как подобает заключенному – в карете. Так решил герцог Герхард. Проститься с графом Васспардом не позволили ни брату, ни сестрам. Герцогиня Маргарита за пособничество, приведшее к тому, что Амадеус учинил отвратительную сцену перед маркизом Салиной, была наказана и заперта на чердаке – читать Эсператию.
Вот так….

Вот так.
…Амадеус, герцог Придд, прищурился, глядя на качающиеся перед самым окном столичного особняка ветви старых ясеней. Энрике Талассарры не стало шестнадцать лет назад. Граф Васспард вернулся в столицу через два года. Прощенный. Женатый.
А этот – был убит. Ян Реддинг. Все-таки убит. Несколько прежде, чем граф Амадеус Васспард – друг Их Королевских высочеств Франциска и Алисы – собрался сдержать свое обещание. И не так, как он желал бы это сделать. Но сам факт, несомненно, радовал. Радовал до сих пор стылой радостью отмщения, которая – герцог прикрыл тонкими веками длинные лиловые глаза - … которая все-таки не могла вынуть застрявшую, должно быть, навсегда, в сердце занозу утраты. И – в памяти – остановившийся взгляд убитого друга. Единственного друга.
Энрике-Хосе-Мануэля, маркиза Таласарры.